Расизм и бедность

Она отвела меня в сторонку и сказала: «Брайан, я тебе кое-что скажу, но обещай, что ты никому не расскажешь». Я ответил: «Хорошо, мам». Она сказала: «Обещаешь?» Я ответил: «Конечно». Затем она усадила меня, посмотрела и сказала: «Я хочу, чтобы ты знал: я за тобой наблюдаю». И продолжила: «Я думаю, ты особенный. Ты можешь добиться всего, чего хочешь». Я никогда этого не забуду. И она продолжила: «Но пообещай мне три вещи, Брайан». Я ответил: «Хорошо, мам». Она: «Первое, пообещай мне всегда любить свою маму. Она моя девочка, пообещай мне всегда о ней заботиться». Я обожал свою маму и ответил: «Конечно, мам, обязательно». Она продолжила: «Второе, пообещай мне всегда поступать по совести, даже когда это очень трудно». Я подумал и ответил: «Хорошо, мам, обещаю». И, наконец, она сказала: «И третье, пообещай никогда не пить спиртное». (Смех) Что ж… мне было всего девять, и я ответил: «Хорошо, мам, я обещаю».
Я вырос в деревне, в сельской местности, на Юге. У меня был брат на год старше меня и сестра на год младше. Однажды, когда мне было 14 или 15, брат подошёл, у него было 6 банок пива — не знаю, где он их взял — взял меня, сестру, и мы пошли в лес. Мы как обычно бесились, ничего особенного. Он глотнул пива, дал немного сестре, она выпила чуть-чуть, а затем предложил мне. Я ответил: «Не, не хочу. Не парься, пейте, но я не буду». Брат ответил: «Да ну, мы пьём, и ты пей. Я выпил, сестра выпила. Выпей». Я ответил: «Нет. Это нехорошо. Пейте сами». Брат уставился на меня: «Что стряслось? Да выпей же пива». Затем он на меня хитро посмотрел и спросил: «А… тебя, наверное, ещё парит тот разговор с бабушкой». (Смех) Я спросил: «Ты о чём говоришь?» Он ответил: «Да ну, она всем внукам говорит, что они особенные». (Смех) Я был опустошён.
Я хочу кое в чём признаться. Я скажу кое-что, что лучше не говорить. Я знаю, что это может попасть в эфир. Но мне 52 года и я признаюсь: Я ни разу не пил спиртное. (Аплодисменты) Я признаюсь не из-за добродетельности этого, а потому что считаю, что в индивидуальности — сила. Если создать правильную идентичность, то можно говорить окружающим даже те вещи, которые изначально для них не имеют смысла. Можно помочь им сделать что-то, когда они не верят в свои силы. Подумав, я понял, конечно, бабушка считала всех своих внуков особенными. Мой дедушка был в тюрьме во время сухого закона. Мой дядя умер от злоупотребления спиртным. Поэтому она считала нужными для нас эти обещания.

Уже много лет я пытаюсь пролить свет на нашу уголовную судебную систему.

Эта страна сильно отличается от той, какой она была 40 лет назад. В 1972-м в тюрьмах содержалось 300 000 людей. Сейчас — 2,3 миллиона. В Соединённых Штатах сейчас самый высокий процент заключённых в мире. У нас 7 миллионов условно осуждённых людей. Массовые «посадки», на мой взгляд, фундаментально изменили наш мир. В бедных, цветных микрорайонах это формирует отчаяние и безнадёжность. Один из трёх темнокожих в возрасте от 18-ти до 30-ти находится в тюрьме или осуждён условно. В городских микрорайонах по всей стране — Лос-Анджелес, Филадельфия, Балтимор, Вашингтон — от 50 до 60% цветных молодых людей находится в тюрьме или осуждены условно.

Наша система не просто принимает искажённый облик на основе расы,

но и на основе бедности. Наша судебная система относится гораздо лучше к богатым и виновным, чем к бедным и невинным. Богатство, а не вина определяет исход. И, кажется, нас это устраивает. Политика устрашения и злобы заставила нас поверить, что эти проблемы не наши проблемы. Мы были отстранены. Меня это интересует. Понаблюдаем за рядом интересных событий в моей области. Мой штат, Алабама, как и ряд других, навсегда лишает гражданских прав лиц, имеющих судимость. Сейчас в Алабаме 34% чёрного мужского населения навсегда потеряло право голосовать. Мы предвидим, что в следующие 10 лет уровень лишения гражданских прав будет столь же высок, как и до принятия «Акта о праве голоса». Поражающая тишина.