Двадцать лет назад, когда я ещё работал в Лондоне на полную ставку юристом-адвокатом и правозащитником в юридической практике, в промежутке между судебными заседаниями Высокого суда , совершенно случайно я встретил знакомого молодого человека, который только что уволился с работы в министерстве иностранных дел Великобритании. Когда я спросил его: «Почему ты ушел», он рассказал мне следующую историю.
Однажды утром он пришел к своему боссу и сказал: «Давайте сделаем что-нибудь в защиту попираемых прав человека в Китае». И его босс ответил: «Мы не можем ничего сделать в направлении защиты прав человека в Китае, потому что поддерживаем торговые отношения с Китаем». Мой друг ушел, «поджав хвост», но через шесть месяцев он снова вернулся к своему боссу, и на этот раз сказал: «Давайте сделаем что-нибудь в защиту попираемых прав человека в Бирме», (ныне Республика Союз Мья́нма ) Его босс снова сделал солидную паузу и сказал: «О, но мы не можем ничего сделать с правами человека в Бирме, потому что у нас НЕТ торговых отношений с Бирмой».
Плох или хорошо конфликт?
Именно в этот момент он понял, что должен уйти. Это было не просто лицемерие, которое дошло до него. Это было нежелание его правительства вступать в конфликт с другими правительствами, в напряженных дискуссиях, все это время жертвам ни в чем не повинных людей.
Нам постоянно твердят, что конфликт плох, а компромисс - хорош; что конфликт — это негатив, а консенсус - позитивен; Что конфликт плох, но сотрудничество хорошо. Но, на мой взгляд, это слишком упрощенное видение мира. Мы не можем знать, является ли конфликт плохим, если мы не знаем, кто воюет, почему они борются и как они борются. И компромиссы могут быть с гнильцой, если они вредят людям, которые не находятся за столом, людям, которые уязвимы, лишены прав, людьми, которых мы обязаны защищать.
Теперь вы можете скептически относиться к адвокату, спорящему о преимуществах конфликта и создающим проблемы для компромисса, но я также получил квалификацию медиатора, и в эти дни я посвящаю часы, рассказывая об этике pro bona (бесплатно). Но если вы примете мой аргумент, это изменит не только то, наше субъективное мнение, от которого я хотел бы воздежаться на некоторое время, но это изменит наше мировоззрение и позицию по вопросу серьезных проблем социальных благ: здравоохранения и окружающей среды. Позволь мне объяснить.
Каждый школьник срених классов в Соединенных Штатах, включая мою 12-летнюю дочь, узнает, что есть три ветви власти, законодательная, исполнительная и судебная. Джеймс Мэдисон писал: «Если в нашей Конституции и в любой свободной конституции есть какой-то более священный принцип, чем любой другой, это то, что отделяет законодательную, исполнительную и судебную власть». Основатели Конституции США были не просто озабочены концентрацией и злоупотреблением власти. Они также понимали опасности незаконного воздействия. Судьи не могут определить конституционность законов, если они участвуют в принятии этих законов, и не могут нести ответственность за другие ветви власти, если они сотрудничают с ними или вступают в близкие отношения с ними. Конституция, как выразился один известный ученый - это «приглашение к борьбе». И мы, люди, служим, когда эти отрасли действительно борются друг с другом.
Важность конкуренции между разными ветвями власти.
Теперь мы признаем важность борьбы не только в государственном секторе между нашими ветвями власти. Мы также знаем это и в частном секторе, во взаимоотношениях между корпорациями. Представим себе, что две американские авиакомпании собираются вместе и соглашаются, что они не будут снижать цены на билеты эконом-классом ниже 250 долларов за билет. Это сотрудничество, кто-то скажет сговор, а не конкуренцию, и мы, люди, пострадали, потому что мы больше платим за наши билеты. Представьте себе, что аналогично две авиакомпании должны были сказать: «Посмотрите, авиакомпания А, мы поедем по маршруту из Лос-Анджелеса в Чикаго», а авиакомпания B говорит: «Мы поедем по маршруту из Чикаго в округ Колумбия, и мы не будем конкурировать. " Опять же, это сотрудничество или сговор вместо конкуренции, и мы, люди, пострадали.
Поэтому мы понимаем важность борьбы, когда речь идет о взаимоотношениях между ветвями власти, государственным сектором. Мы также понимаем важность конфликта, когда речь идет о взаимоотношениях между корпорациями, частным сектором. Но там, где мы забыли, это в отношениях между общественностью и частным. И правительства во всем мире сотрудничают с промышленностью для решения проблем общественного здравоохранения и окружающей среды, часто сотрудничая с теми корпорациями, которые создают или усугубляют проблемы, которые они пытаются решить. Нам говорят, что эти отношения беспроигрышны. Но что, если кто-то проигрывает?
Позвольте привести несколько примеров. Агентство ООН решило рассмотреть серьёзную проблему: плохие санитарные условия в школах в сельских районах Индии. Они сделали это не только в сотрудничестве с национальными и местными властями, но и с телевизионной компанией и крупной международной компанией по производству прохладительных напитков. В обмен на менее чем один миллион долларов эта корпорация получила месячную рекламную кампанию, включая 12-часовой телемарафон с возможностью использования своего фирменного стиля. Это была договорённость, абсолютно естественная с точки зрения самой корпорации. Это работает на повышение репутации компании и способствует лояльности к бренду и продуктам марки. Но с моей точки зрения, это весьма сложный момент для межправительственного учреждения, задачей которого является улучшение качества жизни. С точки зрения здравоохранения и охраны окружающей среды, необоснованно повышать производство сахаросодержащих напитков в пластиковых бутылках, используя скудные запасы чистой питьевой воды, в стране, население которой уже сейчас борется с ожирением. И для того чтобы решить одну из проблем здравоохранения, государственное учреждение создаёт предпосылки для возникновения другой.
Была проблема всемирной пищевой индустрии — стала личная
Это всего лишь один из десятков примеров, с которыми я столкнулся, изучая взаимоотношения между правительством и производственной сферой. Я мог бы также рассказать о мероприятиях, проводимых в парках Лондона и повсюду в Великобритании, с участием той же самой компании, или о создании Британским правительством добровольных обязательств в рамках партнерства с промышленностью вместо регулирования этой отрасли. Эти примеры сотрудничества или партнерства стали эталоном для здравоохранения, и в тоже время они отзываются интересам промышленности. Такой подход позволяет решать проблемы здравоохранения наиболее безобидными методами, большинство которых согласуется с их интересами. Ожирение становится проблемой индивидуального выбора каждого человека, его поведения, его личной ответственности и недостатка физической активности. И представленная таким образом, это уже не проблема всемирной пищевой индустрии, включающей крупнейшие корпорации.
Но я не виню промышленный сектор. Промышленность, естественно, задействует стратегии влияния для продвижения своих коммерческих интересов. Правительства же несут ответственность за разработку контрмер для нашей защиты и за обеспечение всеобщего благосостояния.
Путают личную шерсть с государственной
Но ошибка, которую допускают правительства при сотрудничестве с промышленным сектором, заключается в том, что они смешивают общее благосостояние с общими интересами. Когда вы сотрудничаете с промышленностью, то неизбежно отказываетесь от того, чтó может содействовать всеобщему благу, но с чем корпорации не согласятся. Они не согласятся на усиленный контроль, пока не убедятся, что это сдержит более строгое регулирование или, возможно, ликвидирует некоторых конкурентов. Не пойдут компании на такие действия, как например, повышение цены на продукцию, опасную для здоровья, потому что это будет нарушением антимонопольного законодательства, как мы выяснили. Нашим правительствам не следует смешивать общее благосостояние и общие интересы, особенно если эти интересы подразумевают сотрудничество с корпорациями.
Купили молчание
Приведу другой пример, показывающий не сотрудничество на высоком уровне, а то, что выходит за грань общих интересов и в прямом, и в переносном смысле: речь о случае с гидроразрывом пласта природного газа. Представьте, что вы купили участок земли, не зная, что правá на разработку полезных ископаемых в этом районе проданы. Случилось это до гидроразрыва. Вы построили на участке дом своей мечты и вскоре после этого обнаружили, что газовая компания строит на вашей земле буровую площадку. Так случилось с семьёй Хэллоуич. Спустя небольшой промежуток времени они стали жаловаться на головные боли, першение в горле, зуд в глазах, и это в добавок к беспокоившим их шуму, вибрации, яркому свету от сжигания газа. Сначала они очень активно возмущались, а потом вдруг замолчали. И благодаря питсбургской Post-Gazette, в которой опубликовали это фото, и ещё одной газете, мы узнали причину их молчания. Журналисты пришли в суд и спросили: «Что случилось с семьёй Хэллоуич?»
И выяснилось, что Хэллоуичи заключили секретное соглашение с газовой компанией, носившее ультимативный характер. Газовая компания сказала, что они получат шестизначную сумму, чтобы переехать на новое место и начать жизнь заново, в обмен на обязательство никому не рассказывать ни о конфликтах с компанией, ни о разрыве гидравлического пласта, ни о последствиях для здоровья, которые могли бы быть обнаружены при медосмотре. И я не виню семью Хэллоуич за принятие бескомпромиссного решения и переезд в другое место. Можно понять, почему компании хотели бы избавиться от этого «слабого звена». Я хочу обратить ваше внимание на то, что правовая и нормативная система — это система, в которой соглашения, подобные этому, служат, чтобы заставить замолчать людей и скрыть информацию от экспертов в области здравоохранения и эпидемиологов. Система, где контролирующие органы могут не выдать уведомление о нарушении в случае загрязнения окружающей среды, если владелец земли или газовой компании с ним об этом договорится. Это система плоха не только с точки зрения здравоохранения, она представляет опасность для местных семей, не владеющих информацией.
Проблема, носит системный характер
Я привёл эти примеры, потому что они взаимосвязаны. Они иллюстрируют проблему, носящую системный характер. Могу поделиться несколькими контрпримерами. Например, один чиновник подал в суд на фармацевтическую компанию за сокрытие того факта, что их антидепрессанты приводят к учащению суицидальных мыслей у подростков. Или случай, когда контролирующий орган вывел на свет информацию о завышении производителем предполагаемой пользы их йогуртов для здоровья. Я могу рассказать о законодателе, который, несмотря на жёсткое лоббирование, «играл за обе команды» и выступал за защиту окружающей среды. Это отдельные примеры, но они — луч света в темноте, указывающий путь всем нам.
Иногда мне кажется, что конфликт необходим.
Правительства и корпорации должны спорить, бороться, иногда даже конфликтовать друг с другом. И это не потому, что правительства по своей природе хороши, а корпорации — заведомо плохи. Каждый способен принести как пользу, так и вред. Понятно, что корпорации действуют в угоду своим коммерческим интересам и могут как подрывать, так и содействовать всеобщему благосостоянию. На правительстве же лежит ответственность за охрану и поддержание всеобщего благополучия. И мы должны настаивать на том, чтобы они конфликтовали ради этого. Это происходит потому, что правительства являются защитниками общественного здравоохранения и гарантами охраны окружающей среды, и именно они охраняют главные составляющие нашего общего благополучия.
Отрывок из Jonathan Marks: In praise of conflict канал Ted.com