Теперь о койках

Но экономическая ситуация вновь изменилась. Расходы государственного бюджета на здравоохранение фактически снижаются. В сложной финансовой обстановке, которую переживает страна в настоящий момент, руководство Министерства здравоохранения и московского департамента здравоохранения стали искать, на чем сэкономить. И решили сокращать больницы, коечный фонд и соответственно врачей. Но большинство врачей и специалистов по организации здравоохранения высказывают сомнения в обоснованности этого шага и предлагают искать источники экономии в других местах.

Сами руководители российского и московского здравоохранения объясняют причины сокращения врачей перекосами на рынке медицинского труда. А сокращение больниц и больничных коек в Москве их избытком по сравнению с теми же европейскими странами. Избытком, который возник из-за нерационального, по их мнению, использования коечного фонда (низкого койкооборота), а также из-за того, что койки подчас занимают пациенты, которые могут лечиться амбулаторно. Об этом говорит и Леонид Печатников в интервью нашему журналу. Хотя, по данным Росстата, общее число коек в России на 2013 год составляло 9,3 на тысячу человек, но фактически, за вычетом коек на ремонте, 8,5 на тысячу. В Москве этот показатель равен 8,9 на тысячу человек, а за вычетом коек на ремонте — всего 6,2. В то время как в той же Германии — 8,2, в среднем по «старым» странам ЕС — 5,0, а по «новым» — 6,2. То есть в среднем по России мы вроде бы вышли на уровень Германии, а по Москве уже и превзошли ее. И тогда спрашивается: куда дальше сокращать?

Тем более что, как отмечает исполнительный директор правления Ассоциации медицинских обществ по качеству медицинской помощи и медицинского образования Гузель Улумбекова, в этих расчетах есть существенная доля лукавства, ведь, несмотря на определенные достижения последних лет, «в России все еще очень неудовлетворительные показатели качества медицинской помощи. Они у нас в три раза хуже, чем в развитых странах». Внутрибольничная летальность пациентов с инфарктом миокарда втрое выше, чем в развитых странах. Нарушения клинических рекомендаций наблюдаются в каждом шестом случае, а за рубежом — лишь в каждом двадцатом. Инфекционные осложнения в стационаре у нас встречаются в 3% случаев, а за рубежом — в 0,8% случаев. Смертность от болезней системы кровообращения, которая составляет более 55% общей смертности в РФ, в полтора раза выше, чем в «новых» странах ЕС, и почти в четыре раза выше, чем в «старых». Смертность от туберкулеза у нас в 28 раз выше, чем в странах «старой» Европы, и в среднем в 14 раз, чем в странах всего ЕС. Смертность от инфекционных болезней в среднем по сравнению со странами Евросоюза в два с половиной раза выше. А повышенная смертность есть простое отражение того факта, что в России болеют значительно чаще, чем в Европе.

заболеваемость и смертность в России

в частности в Москве, все еще существенно выше, чем в Европе, то и расчет необходимых коек надо вести исходя из конкретных условий России, а не из каких-то идеальных примеров. И ясно, что их требуется больше, чем в благополучной Германии. Кроме того, структура коечного фонда в России все еще «дореволюционная» и не разделена по видам помощи. Если же провести такое разделение, то выяснится, что на самом деле коек в Москве не хватает даже по европейским лекалам.

Как отмечает Гузель Улумбекова, в зарубежных клиниках после активного лечения пациентов переводят на койки реабилитации, паллиативного лечения, сестринского ухода. В России таких возможностей пока просто нет. Коек реабилитации, равно как и сестринского ухода, у нас в четыре раза меньше, чем в странах Евросоюза, коек паллиативного ухода — в 15 раз.

И первое, что приходит в голову при обсуждении плана сокращения больниц в Москве: конечно, по уму надо не сокращать койки, а провести ревизию коечного фонда на предмет его перераспределения по видам и лишь тогда станет ясно, есть ли у нас что сокращать. По расчетам Гузели Улумбековой, на самом деле столица нуждается в 9,3 койки на тысячу человек. Бессистемность принимаемых решений хорошо видно на примере начавшегося фактического уничтожения бывшей 11-я больницы, где было единственное в Москве полноценное отделение паллиативной медицины (в том числе для больных рассеянным склерозом) той самой, которой как раз не хватает, чтобы освободить в других больницах койки активного лечения. Коллектив больницы подготовил и направил руководству города свои предложения по ее развитию, но ответа не получил.

Новые старые проблемы

Сокращение коечного фонда и стремление перевести диагностику и лечение значительной части заболеваний и поддержание хроников в поликлиники усугубляет и без того тяжелую ситуацию, сложившуюся в московском поликлиническом звене.

Поликлиники перегружены, особенно не хватает участковых терапевтов. Это отмечают все наши респонденты и признают руководители московского здравоохранения. Время на прием одного пациента терапевтом в настоящий момент уменьшено до девяти минут, что существенно меньше, чем в советское время (12 минут) и чем в Европе (15 минут). Резкое уменьшение показаний к госпитализации, как плановой, так и по «скорой помощи», привело к столь же резкому увеличению числа вызовов участковых врачей на дом. Кроме того, часть вызовов «скорой» теперь переводится на так называемую неотложку, которую обслуживают те же терапевты. Наконец, программа диспансеризации, в адрес которой мы не услышали ни одного доброго слова, резко увеличила нагрузку на терапевтов. В результате врачи не стремятся идти в районные терапевты, хотя их зарплата больше, чем у специалистов, и нехватка терапевтов в Москве превышает 5 тыс. единиц.

Как заметил один из опрошенных нами врачей, «раньше больницы играли в том числе роль диагностических центров. Больных, особенно пожилых, клали в больницу на обследование, после которого они возвращались с готовым диагнозом, и терапевту оставалось только назначить лечение. Теперь эта возможность перекрыта. Все ложится на поликлинику. Диагностика затягивается, а иногда становится просто невозможной». Если раньше, заметил другой врач, советская-российская система здравоохранения была благоприятна именно для таких категорий больных, то теперь именно от них она отвернулась.

Кроме того, как замечает Лариса Попович, «перегруженность врачей несет риски и для пациентов. Когда Семашко разрабатывал свои нормативы, нормой были четыре или пять часов рабочего времени врача, это ровно тот период, когда он способен адекватно выполнять свои функции. У нас сегодня средняя нагрузка, причем и в поликлиниках, и в больницах, составляет 1,6 ставки, а по некоторым специальностям две и три ставки. Но когда, например, анестезиолог ведет больше двух ставок, он уже не в состоянии гарантированно быть адекватным».

Для больных и их родственников

ситуация усугубляется, во-первых, жилищной скученностью, в которой пребывает большинство населения нашей страны, обрекающей родственников больных людей, особенно безнадежных, которых невозможно обеспечить паллиативной помощью, на многие месяцы, а иногда и годы психологических мучений. И во-вторых, плохой транспортной доступностью поликлинических центров, которые как раз и оснащены необходимым для диагностики и лечения оборудованием. Причем не в сельской местности, а именно в Москве. Врачи многих московских поликлиник отмечают, что головные поликлиники, в большинстве своем построенные недавно и действительно неплохо оборудованные, часто просто недоступны для пожилых людей, особенно для инвалидов

Отрывок из публикации Революция пожирает своих врачей
Александр Механик «Эксперт» №44 (921) 26 окт 2014