Затеянный еще в середине 1980-х, ИТЭР (ITER, International Thermonuclear Experimental Reactor) - крупнейший международный исследовательский и инженерный проект в области физики плазмы и управляемого термоядерного синтеза (УТС) в последнее время начал пробуксовывать. Главные проблемы завершения проекта века — международного термоядерного экспериментального реактора — лежат сегодня не в научно-технологической сфере. Зажигание солнца на земле тормозят менеджмент и политика.

Ещё более сорока лет назад директор нашего института Евгений Григорьевич Комар говорил: «Я знаю, что термояд сделают инженеры». Его слова отражают роль инженерных решений в проблеме физики плазмы и управляемого термоядерного синтеза. ИТЭР не является сейчас объектом фундаментальной науки.

Из семи участников только Россия и Китай соблюдают график поставок. В 2006 году объем затрат на сооружение установки оценивался в 5 млрд евро, к настоящему времени эта цифра выросла почти втрое. Некоторые специалисты считают, что предстоящие сдвиги сроков запуска ИТЭР могут увеличить его стоимость еще на 30–40%. Поначалу первую плазму в установке планировалось получить в 2016 году, потом заговорили о 2018-м, теперь предполагается осуществить пуск еще тремя годами позже, а начало постоянной работы с дейтерий-тритиевой смесью отнесено на 2027 год. Сами итэровцы не исключают, что запуск реактора может быть отложен еще на два-три года. А проблемы с затягиванием строительства станции связывают больше с организационной стороной дела, чем с технологической.

* Рассказывает генеральный директор Научно-исследовательского института электрофизической аппаратуры (НИИЭФА) доктор физико-математических наук Олег Филатов. Он говорит: «Я, может, скажу грубовато, но с инженерной точки зрения термоядерный реактор в известной мере представляет собой такую же машину, как атомный энергоблок или тепловой котел. Надо сделать так, чтобы в реакторе выделялось тепло, его, в свою очередь, эффективно надо снять и преобразовать в электроэнергию.»

Бюрократия подорвала реактор.

— Одной из причин всякого рода издержек и задержек действительно называют излишнюю бюрократизацию всего процесса, у нас даже шутят: бюрократия подорвала реактор. Отчасти это так, но причин отставания немало. Это и авария на «Фукусиме», и изначальный чересчур оптимистичный, написанный скорее для политиков график выполнения работ, который я еще при утверждении считал фантастическим. В 2006 году при подписании Соглашения о создании Международной организации ИТЭР заявлялось, что инженерный проект завершен и все готово к строительству. А это было не совсем так. Да и кризис не способствует ускорению работ. Но все же главная причина проблем видится мне в другом. Люди никогда еще не строили установок и с таким объемом финансирования, и, главное, такого уровня инженерно-технологической сложности.

ИТЭР, безусловно, стройка века, и я говорю об этом без всякого иронического подтекста. Большой адронный коллайдер в ЦЕРНе ведь тоже построили не в те сроки и не за те деньги, которые заявлялись изначально. К сожалению, ИТЭР не избежал участи почти всех крупных технологических проектов — как национальных, так и международных. Очевидно, что и сама интернациональная конструкция проекта в известной мере предопределила сегодняшние управленческие сложности.

История зарождения термоядерного синтеза

В 1956 году, собираясь взять с собой Курчатова в Великобританию, Хрущев разрешил ему рассекретить работы по УТС. Игорь Васильевич выступил тогда с блестящим докладом в атомном исследовательском центре в Харуэлле. Еще более открытыми исследования по УТС стали двумя годами позднее. Западные ученые, собравшиеся на знаменитой Второй Женевской конференции по мирному использованию атомной энергии, не могли поверить данным, представленным Львом Андреевичем Арцимовичем по результатам экспериментов на советском токамаке: выходило, что параметры нашей плазмы в десятки раз лучше, чем, к примеру, у тех же английских коллег. Тогда академик пригласил их в Москву со своей измерительной аппаратурой, и они сами смогли убедиться в успехах нашей термоядерной программы.

Начинается история уже собственно ИТЭР.

В апреле 1985-го состоялась первая поездка Михаила Горбачева как генсека КПСС во Францию, и он с подачи Велихова, который его сопровождал, среди прочего предложил президенту Франсуа Миттерану объединить усилия в проекте уже под названием ИТЭР. Позже, в Рейкьявике, об этой задумке Горбачев говорил с президентом США Рональдом Рейганом, а затем к переговорам присоединилась Япония. В 1988 году начались разработки концептуального проекта. Была определена центральная площадка — под Мюнхеном в Гархинге, где находится Институт физики плазмы Общества Макса Планка. За три года под руководством японского ученого и инженера Кена Томабечи мы набросали эскизный проект, и в 1992 году приступили к техническому, в связи с чем был запланирован большой объем НИОКР с натурными испытаниями.

По договору стороны брали на себя определенные обязательства, каждая из них должна была вложить в проект примерно по 25 процентов в виде работы конструкторов, расчетчиков, стендовой работы, создания прототипов. Чтобы как-то привести к общему знаменателю «натурные» вклады участников, придумали специальную единицу — ITER Unit of Account, равную тысяче долларов США в ценах 1989 года, которая используется при расчетах по сей день. Но прежде, чем приступить к работе, долго не могли определить, где посадить центральную команду разработчиков. Россия не претендовала — тогда, в начале 1990-х, нам это было не под силу, боролись европейцы, американцы и японцы. Никакого компромисса достичь не удалось, и в итоге создали три центра: в Сан-Диего, Гархинге и в японской Наке. Только это «дипломатическое» решение привело к удорожанию этой части работ на 20–30 процентов.

Позиция США

Американцы до этого вышли из проекта, некоторые тогда считали, что сделали они это для того, чтобы сосредоточить силы на своей программе инерционного термояда.

- Американцы не любят участвовать в проектах, где они не лидеры. А тут вдруг Европа и Япония оказались намного впереди США, а по вкладу они наравне, мягко говоря, с не очень богатой Россией. Еще за несколько лет до «развода» председатель комитета по науке Конгресса Джим Сенсенбреннер говорил, что будет поддерживать только те международные проекты, где гарантировано доминирование США, а проект ИТЭР был построен на равноправии. Интересно, что американская научная общественность поддержала решение своего политического руководства, одно время их ученые даже игнорировали мероприятия, на которых обсуждались вопросы ИТЭР. Но оставшиеся в проекте не дрогнули, и технический проект был завершен.

Международное сотрудничество

Пока шла борьба за выбор места для строительства, в проект вошли китайцы, индийцы, Южная Корея. Видя, что дело доходит до железа, в 2003 году в проект вернулись США, они поддерживали Японию. Мы колебались. Президент Жак Ширак обратился за помощью к Владимиру Путину. В итоге поддержка нашего президента сыграла определяющую роль в отборе площадки. Ею стал Кадараш, где находится один из центров комиссариата по атомной энергии Франции с одним из самых больших токамаков в мире — Tore Supra. То есть там уже были и крепкие кадры, и налаженная инфраструктура. Япония же в качестве утешительного приза получила статус страны-нехозяйки, это давало ей несколько более высокое представительство в руководстве проекта, и первые два генеральных директора были японцами. Кроме того, она получала право на сооружение в Японии демонстрационной термоядерной электростанции. Евросоюз как хозяин взял на себя 45 процентов расходов, на остальных шесть участников пришлось примерно по девять процентов.

Хотя по условиям соглашения все участники и так получают сто процентов интеллектуальной собственности, никто не захотел отделываться деньгами, а наоборот, старался выбрать для исполнения что-то более сложное и технологическое. Ведь обязательства по ИТЭР — это отличная возможность создавать и развивать в своей стране новые высокотехнологические производства или, как в нашем случае, загрузить и обновить уже имеющиеся. Поэтому каждая из стран-участниц старалась забрать себе кусок ключевых реакторных технологий, понимая, что от этого зависит ее способность в будущем самостоятельно построить у себя установку таких же масштабов, только промышленную. Это действительно создает дополнительные трудности и увеличивает стоимость проекта, но это та цена, которую стороны готовы платить за приобретение широкого инженерно-технологического опыта, который они рассчитывают применить в будущем. Мы сами еще на стадии создания инженерного проекта поняли, как важно принять участие в разработке ключевых систем и технологий ИТЭР, попробовать все понемногу; сейчас, я считаю, нет ни одной критической технологии, которую умели бы делать наши партнеры и не могли бы делать мы здесь, в России. Мы, к примеру, и в рамках исследований по ИТЭР выполнили около 600 очень непростых научно-инженерных задач по семи основным проектам.

Локомотив инноваций

Проект, как ИТЭР, — это своего рода ледокол, который тащит за собой создание многих новых технологий, и я вижу, как ряд научных и технических достижений, появившихся благодаря ИТЭР, в будущем найдет применение в других областях — ядерной энергетике, тепловой энергетике, двигателестроении, медицине.

Отрывок из статьи Менеджмент искусственного солнца
Ирик Имамутдинов 28 фев 2015 Журнал «Эксперт»