Я хочу поговорить об эмоциях и необходимости эмоционального развития. Мне жаль, что господствующая политическая теория уделяет недостаточно внимания эмоциям. Обычно аналитики и эксперты слишком заняты данными и показателями, они забывают, что в жизнь есть вещи, которые сложно измерить и невозможно систематизировать согласно статистическим моделям.

 

Демагог понимает принцип работы общественного мнения и то, как он — а обычно это именно он — может на этом нажиться. Он рассказывает, что мы все принадлежим своим племенам, что нам будет безопаснее в окружении себе подобных. Демагог может быть каким угодно. Это может быть эксцентричный лидер маргинальной политической партии где-то в Европе, или исламский экстремистский имам, проповедующий догму и ненависть, или это может быть белый сторонник нацистов где-то ещё.

Креативность, Равенство, Любовь и революция!

Можно ли почувствовать вкус слов? - Этот вопрос застал меня врасплох. Этим летом я выступала на литературном фестивале, а затем, когда подписывала книги, ко мне подошла девушка со своим другом и задала мне этот вопрос. Я ответила, что некоторые люди чувствуют по-особому и могут слышать цвета, видеть звуки, и многие писатели, включая меня, очарованы этим фактом. Но она немного нетерпеливо перебила меня и сказала: «Да, я всё это знаю. Это называется синестезия. Нам в школе о ней рассказывали. Но моя мама читает вашу книгу и говорит, что там упоминается множество продуктов и ингредиентов, а также описана длинная сцена ужина. С каждой страницей она всё сильнее хочет есть. Поэтому мне стало интересно, почему вам не хочется есть, когда вы пишете? Я подумала, что, возможно, слова можно почувствовать на вкус. Имеет ли это смысл?»

 

 

В действительности, это имело смысл, потому что с самого детства, для меня каждая буква алфавита имела свой цвет, и этот цвет давал свой привкус. Например, фиолетовый цвет довольно едкий, почти ароматизированный и все слова, которые у меня ассоциируются с фиолетовым, имеют такой же вкус, например, слово «закат» очень острое на вкус. Но я переживала, что если расскажу обо всём этом подростку, это прозвучит слишком абстрактно или странно, кроме того, времени было мало, потому что другие люди ждали своей очереди, и внезапно я поняла, что пытаюсь объяснить нечто слишком сложное для условий, в которых мы пребывали. Я сделала то, что обычно делаю в подобных ситуациях: резко замолчала. Я замолчала, потому что правда была слишком запутанной, хотя в глубину души я понимала, что никогда нельзя замолкать из-за страха перед сложностями.

 

Сегодня в начале своего выступления я хочу ответить на вопрос, который оставила без ответа в тот день. Да, я чувствую вкус слов, но это бывает не всегда. У счастливых и грустных слов разный вкус. Мне нравится исследовать: какой вкус у слова «креативность» «равенство», «любовь», «революция»,

 

«Родина»? В последнее время меня особенно беспокоит последнее слово. Оно оставляет у меня во рту сладкое послевкусие, словно сочетание корицы, капельки розовой воды и айвы. Но под ним есть острый привкус крапивы и одуванчиков. Вкус моей родины, Турции, сочетает в себе сладость и горечь.

 

Я рассказываю вам об этом сейчас, потому что считаю, что всё больше людей по всему миру испытывают подобные эмоции по отношению к родным странам. Мы любим свою родину, не так ли? Как её не любить? Мы чувствуем единение с её народом, культурой, землёй, пищей. И в то же время нас всё больше разочаровывают политическая ситуация и политики, иногда доводя до отчаянья, обиды или гнева.

 

Я хочу поговорить об эмоциях и необходимости эмоционального развития.

 

Мне жаль, что господствующая политическая теория уделяет недостаточно внимания эмоциям. Обычно аналитики и эксперты слишком заняты данными и показателями, они забывают, что в жизнь есть вещи, которые сложно измерить и невозможно систематизировать согласно статистическим моделям. Я считаю это ошибкой по двум причинам. Во-первых, мы эмоциональные существа. Думаю, все люди такие. Во-вторых — и нам это внове — мы вошли в новую стадию всемирной истории, где влияние общественного настроения на политику велико как никогда, и это влияние не всегда правильное. Массмедиа и соцсети способствуют усилению этих настроений, поляризации и быстрому распространению по миру. Мы живём в век тревоги и гнева, недоверия, негодования и, думаю, страха. Но вот в чём дело: не смотря на огромное количество исследований экономических факторов, эмоциональные факторы почти не изучены.

 

Почему мы недооцениваем чувства и ощущения? Думаю, это станет одной из крупнейших интеллектуальных проблем, потому что наши политические системы переполнены эмоциями. Во многих странах мы видели, как нелиберальные политики использовали эти эмоции, и тем не менее академические круги и интеллигенция всё еще не воспринимают эмоции всерьёз. А следовало бы. Мы должны обращать внимание не только на экономическое неравенство в мире, но и на эмоциональное и познавательное, а также искать пути их ликвидации, потому что это действительно важно.

 

Несколько лет назад, когда я ещё жила в Стамбуле, со мной захотела встретиться американская учёная, исследовавшая писательниц Среднего Востока. Во время нашего общения она сказала: «Я понимаю, почему вы стали феминисткой. Потому что вы живёте в Турции». На что я ответила: «А я не понимаю, почему вы не феминистка, ведь вы живёте в Америке».

 

 

Но то, как она разделила мир на два воображаемых лагеря, на два противостоящих лагеря, долго беспокоило меня. Согласно этой воображаемой карте, некоторые страны в нашем мире были «жидкими». Они походили на мутную, неспокойную воду. Другие части мира, в основном Запад, были «твёрдыми», стабильными. Эти «жидкие» земли нуждались в феминистах, активистах и борцах за права человека, и те из нас, кому не повезло и они родились на этих территориях, должны бороться за ключевые ценности. Но не всё так плохо. Время шло, и даже самые нестабильные земли наверстали упущенное. А тем временем жители «твёрдых» земель спокойно наслаждались дарами прогресса среди воцарившегося либерального порядка. Они могут поддержать борьбу людей в других регионах, но им самим больше не нужно бороться за основы демократии, потому что этот этап они уже преодолели.

 

Думаю, в 2016 году эта иерархическая география полностью рассыпалась. Мир перестал жить по дуалистической модели, созданной учёными ранее, если вообще когда-либо жил. Теперь мы знаем, что история может двигаться не только вперёд. Иногда она идёт по кругу или движется назад, и тогда новое поколение может повторить ошибки своих прадедов. Теперь мы знаем, что страны не делятся на «твёрдые» и «жидкие». Фактически, как говорил покойный Зигмунд Бауман, мы живём в «жидкие» времена. У Баумана было ещё одно определение нашего времени. Он говорил, что мы все будем ходить по зыбучим пескам.

 

И если всё так и есть, то женщин это должно беспокоить больше, чем мужчин, ведь когда общества возвращаются к авторитаризму, национализму и религиозному фанатизму, женщины теряют гораздо больше. Вот почему этот момент должен быть жизненно важным, не только для мирового активизма но также и для мирового сестринства.

 

Прежде чем продолжить, хочу сделать небольшое признание. До недавнего времени я была одним из самых депрессивных спикеров на международных конференциях и фестивалях.

  

Видя, как постепенно, но всё же очень стремительно наши мечты о демократии и мирном сосуществовании в Турции были разрушены, с годами я почувствовала себя довольно деморализованной. На этих фестивалях были и другие мрачные писатели родом из Египта, Нигерии, Пакистана, Бангладеша, Филиппин, Китая, Венесуэлы, России. И мы сочувственно улыбались друг другу, это товарищество обречённых.

  

Можете называть нас МКВПП: Международный клуб взволнованных и подавленных писателей.

 

Но потом ситуация начала меняться, и внезапно наш клуб стал более популярным, к нам присоединились новые члены. Помню...

  

Помню, первыми в наши ряды вступили греческие писатели и поэты. Затем писатели из Венгрии и Польши, а потом, внезапно, писатели из Австрии, Нидерландов, Франции, а за ними писатели из Великобритании, где я живу и которую называю своим домом, а потом писатели из США. Внезапно обеспокоенных судьбой наших наций и будущим мира стало больше. Думаю, многие из нас чувствуют себя чужаками у себя на родине.

В мире ещё много беспрецедентных проблем!

А потом случилась любопытная вещь. Те из нас, кто был долгое время подавлен, стали чувствовать себя менее угнетёнными, в то время как новички, не привыкшие к этому чувству, чувствовали себя ещё более подавленными. Поэтому можно увидеть, как писатели из Бангладеша, Турции или Египта пытаются утешить своих коллег из Британии, покидающей ЕС, или из США, переживающей последствия выборов.

  

Но шутки в сторону. Думаю, в мире ещё много беспрецедентных проблем, которые сопровождаются эмоциональным всплеском — столкнувшись со стремительными переменами, многие люди хотят притормозить, и когда вокруг так много непонятного, они тянутся к знакомому. Когда ситуация становится слишком запутанной, многие жаждут простоты. Это очень опасное перепутье, потому что именно в этот момент на арену выходит демагог.

 

Демагог понимает принцип работы общественного мнения и то, как он — а обычно это именно он — может на этом нажиться. Он рассказывает, что мы все принадлежим своим племенам, что нам будет безопаснее в окружении себе подобных. Демагог может быть каким угодно. Это может быть эксцентричный лидер маргинальной политической партии где-то в Европе, или исламский экстремистский имам, проповедующий догму и ненависть, или это может быть белый сторонник нацистов где-то ещё. На первый взгляд, эти личности ничем не связаны. Но, думаю, они питают друг друга и нуждаются друг в друге.

 

По всему миру, взглянув на побуждающие к действию речи и взгляды демагогов, думаю, мы без сомнения обнаружим одно общее качество: они ярые противники плюрализма. Они не могут справиться с разнообразием. Как говорила Адорно: «Нетерпимость к неопределённости — первый признак авторитарной личности». Но я задаюсь вопросом: что, если тот же признак — нетерпимость к неопределённости — это признак современности, века, в который мы живём? Потому что куда бы я ни посмотрела, я вижу, как стираются границы. В телешоу всегда есть спикер, который высказывается против, и спикер, который поддерживает что-то. У таких шоу высокие рейтинги. Ещё лучше, если они будут кричать друг на друга. Даже в академически кругах, где мозг должен получать подпитку, найдётся один учёный-атеист, спорящий с верующим учёным, но это не настоящий интеллектуальный обмен, это столкновение двух мнений.

 

Думаю, бинарные противоположности есть повсюду. Итак, постепенно и методично нас лишают права комплексности. Стамбул, Берлин, Ницца, Париж, Брюссель, Дакка, Багдад, Барселона — мы наблюдаем всё новые террористические акты. Когда вы выражаете печаль, когда реагируете на жестокость, вы получаете разные формы ответа, сообщения в социальных сетях. Одно из них особенно тревожно, поскольку получило широкое распространение. Вам говорят: «Почему тебе жаль их? Почему тебе жаль их? Почему тебе не жаль граждан Йемена или Сирии?»

 

Я считаю, что люди, пишущие подобные сообщения, не понимают, что можно одновременно и в равной степени сочувствовать и быть солидарными с жертвами терроризма и насилия на Среднем Востоке, в Европе, в Азии, Америке, где угодно. Кажется, они не понимают, что нам не обязательно выделять одно горе или регион среди других. Но я считаю, что именно это с нами делает трайбализм. Он наверняка не только сужает наш разум, но ещё и закрывает сердца до такой степени, что мы становимся бесчувственными к горю других людей.

 

Печальная истина в том, что мы не всегда были такими. В Турции я выпустила детскую книгу, и когда её опубликовали, я провела множество мероприятий. Я ходила в начальные школы, что дало мне возможность понаблюдать за турецкими детьми. Меня поражали их сопереживание, воображение и дерзость. Эти дети с большей вероятностью станут гражданами мира, а не националистами в этом возрасте. Я была восхищена тем, что многие из них хотели стать поэтами и писателями, а девочки были так же уверены в себе, как и мальчики, а иногда даже более.

 

Но затем я пошла в старшие классы, и ситуация изменилась. Больше никто не хотел стать писателем или прозаиком, а девочки стали застенчивыми, осмотрительными, сдержанными, они неохотно высказывали своё мнение на публике, потому что семья, школа и общество научили их избавляться от своей индивидуальности.

 

Думаю, Восток и Запад теряют многообразие, не только общество в целом, но и каждый человек. Будучи уроженкой Турции, я точно знаю, что потеря многообразия — это самое главное упущение. Сегодня моя родина стала крупнейшим тюремщиком для журналистов, превзойдя даже печальный по этой статистике Китай. Я уверена, что произошедшее в Турции, может случиться где угодно. Даже здесь. Так что, так же как «твёрдые» страны оказалась иллюзией, исключительная самобытность тоже является иллюзией, потому что внутри нас существует множество голосов. Иранский, персидский поэт Хафиз говорил: «В каждой душе есть все составляющие, позволяющие сделать наше существование радостным. Нам лишь нужно смешать эти составляющие».

 

И я думаю, нам это под силу. Я из Стамбула, но у меня также есть связь с Балканами, Эгейским регионом, Средиземноморьем, Средним Востоком и Левантом. Я европейка по рождению, по убеждениям, по ценностям, которых придерживаюсь. Много лет назад я стала жительницей Лондона. Я хочу считать себя международной душой, гражданином мира, кочевником и странствующим рассказчиком. У меня множество привязанностей, как и у всех нас. Под привязанностями я подразумеваю разные истории.

 

Конечно, мы, писатели, всегда гонимся за историей, но я думаю, что нам также интересно безмолвие, то, о чём нельзя говорить, политические, культурные табу. Нас также интересует наше личное безмолвие. Я всегда много говорила и писала о правах меньшинств, женщин, ЛГБТ. Но, готовясь к этому выступлению на TED, я поняла одну вещь: у меня никогда не было мужества публично признаться в своей бисексуальности из-за боязни сплетен, стигмы, насмешек и ненависти, которые обязательно бы последовали. Но, конечно, никто и никогда не должен молчать из-за боязни сложностей.

 

Хотя мне не чужды тревоги, и хотя сейчас я рассказываю вам о силе эмоций — я уж точно знаю силу эмоций — со временем я обнаружила, что эмоции не безграничны. Понимаете? У них есть предел. Наступает момент — что-то вроде переломного момента или предела — когда вы устаёте бояться и беспокоиться. Думаю, этот переломный момент наступает не только у индивидов, но и у целых наций. Мои эмоции превосходит осознание факта, что «жидким» является не только наш пол и идентичность, но и вся наша жизнь. Нас хотят разделить на племена, но мы связаны, не смотря на границы. Проповедуется определённость, но мы знаем, что жизнь наполнена волшебством и неопределённостью. Сталкиваются противоположности, но мы гораздо более многогранны.

Вкус свободы

Что же нам делать? Думаю, нам следует вернуться к основам, обратно к цветам алфавита. Ливанский поэт Халиль Джебран говорил: «Болтовня научила меня тишине, нетерпимость — толерантности, злость — доброте». Думаю, это отличный девиз для нашего времени.

 Итак, от демагогов-популистов мы узнаем о незаменимости демократии. От изоляционистов мы узнаем о необходимости глобального единства. А трайбалисты покажут нам красоту космополитизма и разнообразия.

 

 Напоследок я хотела бы сказать одно слово, точнее описать его вкус. Турецкое слово yurt означает «родина», «отчизна». Любопытно, что это слово также означает «палатка, используемая кочевниками». Мне нравится эта комбинация, потому что она наводит на мысль, что родина не всегда должна быть привязана к конкретному месту. Её можно переносить. Мы можем брать её с собой куда угодно. Думаю, для писателей и рассказчиков в конечном итоге есть только одна главная родина, которая называется «Страна историй». И это слово имеет вкус свободы.