В мире ещё много беспрецедентных проблем!
А потом случилась любопытная вещь. Те из нас, кто был долгое время подавлен, стали чувствовать себя менее угнетёнными, в то время как новички, не привыкшие к этому чувству, чувствовали себя ещё более подавленными. Поэтому можно увидеть, как писатели из Бангладеша, Турции или Египта пытаются утешить своих коллег из Британии, покидающей ЕС, или из США, переживающей последствия выборов.
Но шутки в сторону. Думаю, в мире ещё много беспрецедентных проблем, которые сопровождаются эмоциональным всплеском — столкнувшись со стремительными переменами, многие люди хотят притормозить, и когда вокруг так много непонятного, они тянутся к знакомому. Когда ситуация становится слишком запутанной, многие жаждут простоты. Это очень опасное перепутье, потому что именно в этот момент на арену выходит демагог.
Демагог понимает принцип работы общественного мнения и то, как он — а обычно это именно он — может на этом нажиться. Он рассказывает, что мы все принадлежим своим племенам, что нам будет безопаснее в окружении себе подобных. Демагог может быть каким угодно. Это может быть эксцентричный лидер маргинальной политической партии где-то в Европе, или исламский экстремистский имам, проповедующий догму и ненависть, или это может быть белый сторонник нацистов где-то ещё. На первый взгляд, эти личности ничем не связаны. Но, думаю, они питают друг друга и нуждаются друг в друге.
По всему миру, взглянув на побуждающие к действию речи и взгляды демагогов, думаю, мы без сомнения обнаружим одно общее качество: они ярые противники плюрализма. Они не могут справиться с разнообразием. Как говорила Адорно: «Нетерпимость к неопределённости — первый признак авторитарной личности». Но я задаюсь вопросом: что, если тот же признак — нетерпимость к неопределённости — это признак современности, века, в который мы живём? Потому что куда бы я ни посмотрела, я вижу, как стираются границы. В телешоу всегда есть спикер, который высказывается против, и спикер, который поддерживает что-то. У таких шоу высокие рейтинги. Ещё лучше, если они будут кричать друг на друга. Даже в академически кругах, где мозг должен получать подпитку, найдётся один учёный-атеист, спорящий с верующим учёным, но это не настоящий интеллектуальный обмен, это столкновение двух мнений.
Думаю, бинарные противоположности есть повсюду. Итак, постепенно и методично нас лишают права комплексности. Стамбул, Берлин, Ницца, Париж, Брюссель, Дакка, Багдад, Барселона — мы наблюдаем всё новые террористические акты. Когда вы выражаете печаль, когда реагируете на жестокость, вы получаете разные формы ответа, сообщения в социальных сетях. Одно из них особенно тревожно, поскольку получило широкое распространение. Вам говорят: «Почему тебе жаль их? Почему тебе жаль их? Почему тебе не жаль граждан Йемена или Сирии?»
Я считаю, что люди, пишущие подобные сообщения, не понимают, что можно одновременно и в равной степени сочувствовать и быть солидарными с жертвами терроризма и насилия на Среднем Востоке, в Европе, в Азии, Америке, где угодно. Кажется, они не понимают, что нам не обязательно выделять одно горе или регион среди других. Но я считаю, что именно это с нами делает трайбализм. Он наверняка не только сужает наш разум, но ещё и закрывает сердца до такой степени, что мы становимся бесчувственными к горю других людей.
Печальная истина в том, что мы не всегда были такими. В Турции я выпустила детскую книгу, и когда её опубликовали, я провела множество мероприятий. Я ходила в начальные школы, что дало мне возможность понаблюдать за турецкими детьми. Меня поражали их сопереживание, воображение и дерзость. Эти дети с большей вероятностью станут гражданами мира, а не националистами в этом возрасте. Я была восхищена тем, что многие из них хотели стать поэтами и писателями, а девочки были так же уверены в себе, как и мальчики, а иногда даже более.
Но затем я пошла в старшие классы, и ситуация изменилась. Больше никто не хотел стать писателем или прозаиком, а девочки стали застенчивыми, осмотрительными, сдержанными, они неохотно высказывали своё мнение на публике, потому что семья, школа и общество научили их избавляться от своей индивидуальности.
Думаю, Восток и Запад теряют многообразие, не только общество в целом, но и каждый человек. Будучи уроженкой Турции, я точно знаю, что потеря многообразия — это самое главное упущение. Сегодня моя родина стала крупнейшим тюремщиком для журналистов, превзойдя даже печальный по этой статистике Китай. Я уверена, что произошедшее в Турции, может случиться где угодно. Даже здесь. Так что, так же как «твёрдые» страны оказалась иллюзией, исключительная самобытность тоже является иллюзией, потому что внутри нас существует множество голосов. Иранский, персидский поэт Хафиз говорил: «В каждой душе есть все составляющие, позволяющие сделать наше существование радостным. Нам лишь нужно смешать эти составляющие».
И я думаю, нам это под силу. Я из Стамбула, но у меня также есть связь с Балканами, Эгейским регионом, Средиземноморьем, Средним Востоком и Левантом. Я европейка по рождению, по убеждениям, по ценностям, которых придерживаюсь. Много лет назад я стала жительницей Лондона. Я хочу считать себя международной душой, гражданином мира, кочевником и странствующим рассказчиком. У меня множество привязанностей, как и у всех нас. Под привязанностями я подразумеваю разные истории.
Конечно, мы, писатели, всегда гонимся за историей, но я думаю, что нам также интересно безмолвие, то, о чём нельзя говорить, политические, культурные табу. Нас также интересует наше личное безмолвие. Я всегда много говорила и писала о правах меньшинств, женщин, ЛГБТ. Но, готовясь к этому выступлению на TED, я поняла одну вещь: у меня никогда не было мужества публично признаться в своей бисексуальности из-за боязни сплетен, стигмы, насмешек и ненависти, которые обязательно бы последовали. Но, конечно, никто и никогда не должен молчать из-за боязни сложностей.
Хотя мне не чужды тревоги, и хотя сейчас я рассказываю вам о силе эмоций — я уж точно знаю силу эмоций — со временем я обнаружила, что эмоции не безграничны. Понимаете? У них есть предел. Наступает момент — что-то вроде переломного момента или предела — когда вы устаёте бояться и беспокоиться. Думаю, этот переломный момент наступает не только у индивидов, но и у целых наций. Мои эмоции превосходит осознание факта, что «жидким» является не только наш пол и идентичность, но и вся наша жизнь. Нас хотят разделить на племена, но мы связаны, не смотря на границы. Проповедуется определённость, но мы знаем, что жизнь наполнена волшебством и неопределённостью. Сталкиваются противоположности, но мы гораздо более многогранны.
Вкус свободы
Что же нам делать? Думаю, нам следует вернуться к основам, обратно к цветам алфавита. Ливанский поэт Халиль Джебран говорил: «Болтовня научила меня тишине, нетерпимость — толерантности, злость — доброте». Думаю, это отличный девиз для нашего времени.
Итак, от демагогов-популистов мы узнаем о незаменимости демократии. От изоляционистов мы узнаем о необходимости глобального единства. А трайбалисты покажут нам красоту космополитизма и разнообразия.
Напоследок я хотела бы сказать одно слово, точнее описать его вкус. Турецкое слово yurt означает «родина», «отчизна». Любопытно, что это слово также означает «палатка, используемая кочевниками». Мне нравится эта комбинация, потому что она наводит на мысль, что родина не всегда должна быть привязана к конкретному месту. Её можно переносить. Мы можем брать её с собой куда угодно. Думаю, для писателей и рассказчиков в конечном итоге есть только одна главная родина, которая называется «Страна историй». И это слово имеет вкус свободы.