В начале года Пезидент РФ поручил Верховному суду РФ «рассмотреть вопросы о расширении составов преступлений, дела о которых подсудны суду с участием присяжных за­седателей».ВС РФ предлагает до­пустить присяжных до коммерческих споров, за исключением тех, которые могут составлять гостайну, а также до отдельных категорий граж­данских и административных дел. 

Также возникла дискуссия о том, как правильно организовать работу суда присяжных - например, разрешить часто низкое участие кандидатов, выбранных в жюри. Стоит ли то, что априори неквалифицированным присяжным разрешается рассматривать экономические дела, которые часто запутаны и запутанно сплетены? Следует ли сводить анкету присяжных к вопросу о виновности подсудимого?

Однако общий климат дискуссии оставался оптимистичным. Так или иначе, но жюри - самый действенный инструмент реальной либерализации всей судебной системы. А расширение компетенции этого института, по сути, приводит к тому, что правила игры, знакомые всем участникам судопроизводства, начинают меняться. К Сюду возвращается доверие, и система обретает гибкость, что способствует качественным изменениям во всей системе правосудия.

Предыстория

История российского суда присяжных  была тернистой и запутанной. Несмотря на то, что накануне распада СССР жюри было фактически восстановлено, за всю историю постсоветской России его активность увеличилась всего на восемь-десять лет. И этот институт постепенно встраивался в систему правосудия, с периодическими неудачами и сбоями.
С 1993 года испытания в пробном режиме проводились только в девяти регионах страны. Результаты были оценены как положительные, и после вступления в силу нового уголовно-процессуального законодательства в 2003 году судебные процессы были возбуждены по всей стране (за исключением Чечни, где они не появлялись до 2010 года). При этом, однако, наметилась негативная тенденция: из года в год дела постепенно выводились из-под юрисдикции «Народного суда» после появления все новых и новых статей Уголовного кодекса. К началу 2000-х их общее количество сократилось вдвое.

 

 

The Jury by John Morgan, oil on canvas, 1861.

Тем не менее суды присяжных способ­ствовали увеличению состязательности в российском правосудии.

Улучшилось качество предварительного расследова­ния

 

Возросло качество предварительного расследова­ния; в законе появилось право прокуро­ра отказаться от обвинения на стадии судебного разбирательства; общие сро­ки рассмотрения дел значительно со­кратились. Пик деятельности суда при­сяжных, согласно исследованию «Суды присяжных в официальной статистике» за 2020 год под авторством Екатерины Ходжаевой, научного сотрудника Ин­ститута проблем правоприменения, при­шелся на 2010 и 2011 годы: за этот период ими было рассмотрено 1595 и 1548 дел соответственно. И хотя в большинстве случаев подсудимые получили обвини­тельные вердикты (от 62 до 82%), шанс быть оправданным здесь все равно был выше, чем в профессиональном суде.

Но несмотря на явные положи­тельные результаты, в 2013 году краткий период расцвета суда присяжных в России прервался. Тогда из ведения присяжных были изъяты дела о взяточничестве, пре­ступления против правосудия, транспорт­ные и половые преступления. Эти поправ­ки до минимума сократили юрисдикцию коллегий присяжных, что привело к дву­кратному сокращение ежегодного числа дел и трехкратному уменьшению числа подсудимых, ходатайствующих о рассмо­трении дела с участием присяжных.

Последовавшая деградация всего ин­ститута была приостановлена лишь в 2018 году реформой, которую иниции­ровал президент и поддержал Верховный суд. Очередные поправки в законода­тельство позволили судам присяжных рассматривать дела об убийстве, при­чинении тяжкого вреда здоровью, по­влекшему по неосторожности смерть, а также более экзотические составы пре­ступлений; геноцид, посягательство на жизнь сотрудника правоохранительных органов, государственного или обще­ственного деятеля и лица, осуществляю­щего правосудие или предварительное расследование.
Вместе с тем было принято решение сократить число коллегий: на областном уровне—с двенадцати до восьми, на рай­онном — до шести. Такая оптимизация объяснялась тем, что судопроизводство с участием коллегии присяжных — про­цедура крайне затратная. Государству нужно не только покрывать все транс­портные и командировочные расходы, но и оплачивать труд присяжного. Так, в 2018 году Судебному департаменту было выделено почти шесть с половиной мил­лионов рублей для вознаграждения при­сяжных и оплату их проезда.

Блеск и нищета обвинения

Сейчас наибольшее количество дел, ко­торые поступают на рассмотрение «су­дей из народа», относится к неквалифи­цированному убийству, умышленному причинению тяжких повреждений, по­влекших смерть, покушению на сбыт или производство наркотических средств в особо крупном размере. В таких делах участие присяжных зачастую особенно необходимо потому, что граница между «преступным» и «непреступным» здесь оказывается тонкой и требует имен­но коллегиального (а не формального) решения со стороны людей, имеющих определенный жизненный опыт и граж­данскую позицию.

И здесь неполнота расследования или чрезмерно строгая статья, под которую сторона обвинения хочет подвести подсудимого, может вый­ти боком самим прокурорам.

Одно из самых резонансных и в этом смысле показательных дел за последнее время было рассмотрено в Суздальском районном суде.

 

Немолодой женщине инкриминировалось умышленное убийство ее мужа. По версии подсудимой, на самом деле ее супруг в момент ссоры набросился на нее, пока она стояла на кухне и что-то резала для готовки. Он сам напоролся на нож и затем, по словам защиты, медлен­но умирал от внутреннего кровотечения. Но об этом не подозревал ни он, ни она. Более того, жена неоднократно предлага­ла супругу перевязать рану или вызвать скорую помощь, но тот отказывался. В итоге, когда женщина поняла, что его состояние резко ухудшилось, она сама вызвала скорую помощь, которая уже не смогла спасти мужчину. На суде присяжные вынесли следующий вердикт: само событие имело место, однако жен­щина не причастна к смерти мужа, ведь она сама вызвала ему скорую помощь и неоднократно предлагала помочь. При этом сторона обвинения уже не могла вменить ей статью о причинении смерти по неосторожности, потому что присяж­ные оценивают заранее выдвинутое про­курором конкретное правонарушение. В итоге женщину оправдали.

 

Помимо тех положительных резуль­татов, которые суды присяжных уже привнесли в российскую судебную си­стему: состязательность, открытость, обеспечение права на объективный суд, — реформа 2018 года со всей очевидно­стью выявила и низкое качество работы всех участников стороны обвинения. Тот факт, что, например, в районных судах Москвы в 2019 году присяжные оправ­дали 62% подсудимых, по словам пред­седателя Московского городского суда Ольги Егоровой, лишний раз подчерки­вает откровенную слабость работы сле­дователей и прокуроров, которые просто разучилась «собирать и анализировать доказательства».
После реформы силовые органы ока­зались не готовы к работе с «народными судьями». Оно и понятно, ведь в судах общей юрисдикции прокуроры, как пра­вило, чувствуют себя комфортно, взаимо­действуя с судьями, которые почти всегда априори на стороне обвинения. А вот с присяжными приходится именно дока­зывать свою позицию, причем делать это убедительно. «Народные судьи» выдвига­ют куда более высокие требования к до­казательствам прокуроров и подходят к процессу с четким пониманием того, что такое презумпция невиновности.

 

«Если у стороны обвинения нет сто­процентных доказательств в виновности подсудимого, то присяжные будут оцени­вать это в пользу подсудимого и склонят­ся в сторону оправдательного вердикта. Потому что они — судьи факта, и факта убедительного», — замечает адвокат Андрей Гривцов, бывший следователь по особо важным делам главного след­ственного управления Следственного комитета при прокуратуре РФ.
Подобная слабость доказательной базы со стороны обвинения привела к тому, что уже в 2019 году суды все чаще ство (ч. 1. 2 ст 359) на лиц или стали возвращать прокурорам дела, предназначенные для рассмотрения коллегией присяжных, если видели, что дело, собранное следствием, было пред­ставлено в сыром и неполном виде.
Вдобавок большинство прокуроров оказались не готовы и к самому процессу слушаний. Присяжные невосприимчивы к формалистскому бормотанию юриди­ческих норм со стороны обвинения. С ними требуется более сложная и тонкая работа — с умением выстроить прозрач­ную цепочку аргументации, с демонстра­цией едва ли не цицероновского красно­речия и недюжинной интеллектуальной гибкости.

С учетом грядущего расширения юрисдикции суда присяжных прокура­туре заново придется натаскивать сво­их «орлов» не только в аналитических способностях, но и в умении доступно и корректно излагать свои мысли.

Нивелировать оправдательный уклон

Статистика последних лет показывает, что судебная система по-разному пыта­лась охладить столь непривычный для нее «оправдательный эффект», характер­ный для судов присяжных. Так, за первое полугодие 2019 года вышестоящие суды отменили почти два оправдательных вер­дикта из каждых пяти, вынесенных на уровне районного суда, и 18,9% — в об­ластных и приравненных к ним судах. И у этой тенденции на «обнуление» есть по меньшей мере две главные причины.

Здесь стоит добавить, что отсутствие реальной практики ведения дел в «на­родном суде» за последние годы приве­ло к утрате должной компетентности не только у прокуроров и судей. С опреде­ленными трудностями сталкивается и сторона защиты. По словам адвоката Александра Васильева, имеющего боль­шой опыт работы с судами присяжных, процедура в суде общей юрисдикции значительно отличается от той, кото­рая предусмотрена в суде присяжных: «В обычном суде адвокат делает упор на процессуальные нарушения, допущен­ные стороной обвинения. С присяжными это не работает. Они могут оценивать только доказательства. Поэтому защитнику стоит идти к присяжным только в том случае, если в деле есть явные до­казательные пробелы».

Кроме того, по его словам, в суде при­сяжных нужно уметь адекватно и чело­веческим языком излагать свои выводы, определенным образом работать с до­казательствами, вести допросы, акцен­тируя внимание на совершенно иных моментах, нежели в обычном судопро­изводстве. «Многое зависит и от самого подсудимого, — добавляет адвокат. — Потому что если он сам не может и двух слов связать, то на прениях просто про­валится. Нюансов и подводных камней очень много, и не все адвокаты у нас пока готовы к таким делам». Именно поэтому Участие присяжных зача­стую особенно необходи­мо в тех делах, где гра­ница между преступным и непреступным оказыва­ется крайне тонкой
все разговоры о том, что суды присяж­ных, дескать, не смогут разобраться в сложных экономических делах, по мне­нию специалистов, лишь дезавуируют некомпетентность говорящих об этом прокуроров и адвокатов.

Однако помимо понятных «сложно­стей старта», которые уменьшают число оправдательных вердиктов, срабаты­вает и извечный обвинительный уклон российского судопроизводства. Так, практически все адвокаты регулярно жалуются на постоянное давление со стороны судей во время работы с коллегией присяжных.

«У меня, как и у моих коллег, есть ощу­щение, что основная работа для пред­седательствующего в процессе не в том, чтобы формально провести все заседа­ния, а в том, чтобы сторона защиты не могла донести до присяжных никакие доказательства, — рассказывает Андрей Гривцов. — Вас постоянно прерывают, делают замечания в присутствии при­сяжных, говорят им, что защитник не готов к процессу. То есть вас, по сути, постоянно тестируют на стрессоустой- чивость, пытаясь то так, то этак дискре­дитировать перед лицом коллегии».

Специалисты замечают, что за минув­ший год нередкими стали случаи, ког­да судьи отклоняли большинство ходатайств, заявленных со стороны защиты, например о допросе специалиста перед присяжными. Или по­зволяли стороне обвинения доносить до присяжных содержание доказательств, сознательно отодвигая ходатайства об их допустимости со стороны адвокатов на более поздний срок. Была заметна тен­денция и к более лояльному отношению к стороне обвинения, когда та нарушает порядок судебного следствия и прений. Нередки случаи, когда мотивиров­ка вышестоящих судов, отменяющая оправдательный вердикт присяжных, выглядит по меньшей мере натянутой. Чаще всего весь процесс «обнуляют», если сторона защиты доносила до при­сяжных «недопустимую» информацию, то есть такую, которая выходит за преде­лы их непосредственной компетенции. И это при том, что Уголовный кодекс не предусматривает четкого и конкретного перечня такой информации. Как не со­держит и нормы, согласно которой до­ведение такой информации до коллегии однозначно должно повлечь за собой от­мену приговора.

«В Канаде, например, если вас на пред­варительном следствии подвергали пыт­кам или выбивали из вас показания, вы можете прямо сказать об этом судье, в том числе присяжным, и никто вам рот затыкать не будет, — рассказывает Нико­лай Ковалев, доцент кафедры кримино­логии Университета УилфридаЛорье, ад­вокат провинции Онтарио (Канада). — В России же вы можете отказаться от своих показаний, но вы не сможете объяснить присяжным, почему вы дали показания против себя на предварительном след­ствии. Потому что, если вы заявите: меня пытали, —судья остановит вас и скажет: “Господа присяжные, не принимайте это в расчет, потому что это процессуальный момент и вас он не касается”. Но если вы будете продолжать говорить, что на вас осуществляли давление, и присяжные вас оправдают, то этот вердикт будет от­менен Верховным судом».

 

Административное воздействие

Распространены и косвенные способы давления на подсудимого, которые позво­ляют искусственно занижать число хо­датайств о рассмотрении дел в суде при­сяжных. Так, согласно постановлению пленума Верховного суда от 22 ноября 2005 года № 23 судья обязан узнать у об­виняемого, понятны ли ему особенности рассмотрения уголовного дела судом с участием выборной коллегии, перед тем как он удовлетворит его ходатайство. На деле же эта процедура превращается в сознательную дискредитацию суда при­сяжных: судья просто запугивает под­судимого, описывая ему все те препоны, с которыми он неизбежно столкнется, если все же предпочтет «народный суд».

Есть и другой рычаг давления. Ека­терина Ходжаева в своем исследовании отмечает, что «если присяжные, рассма­тривающие дело на районном уровне, вынесли обвинительный вердикт, пред­седательствующие судьи назначают более строгое наказание, чем если бы они рассматривали дело единолично». Социолог приводит следующие данные: при обвинении в покушении на сбыт, перемещение или производство нарко­тических и других запрещенных средств в судах общей юрисдикции больше поло­вины подсудимых в 2019 году получили срок восемь лет или меньше, тогда как из пятнадцати осужденных по таким делам в суде присяжных только один получил столь же мягкое наказание. Все осталь­ные отправились за решетку на куда бо­лее продолжительный срок.

Таким образом, с некоторой осторож­ностью предполагает Екатерина Ходжае­ва, «судьи неформально наказывают за то, что подсудимый выбрал более затрат­ную форму судопроизводства, и одно­временно посылают сигнал остальным обвиняемым осторожнее относиться к ходатайствам о суде присяжных». Эту статистику нередко используют в ка­честве дополнительного аргумента для подсудимого, который ходатайствует о передаче дела на рассмотрение коллеги­ей присяжных.

Присяжных преследуют

Осенью 2013 года в Мордовии суд при­сяжных начал рассматривать дело мест­ного коммерсанта Юрия Шорчева (ма­стера спорта международного класса по шахматам) и его предполагаемых по­дельников. Их обвиняли в ряде тяжких и особо тяжких преступлений, в числе которых было участие в преступном со­обществе и вымогательство. Дело, со­ставленное стороной обвинения, было огромным, так что, по словам адвоката одного из подсудимых, первый процесс длился до 2016 года. И закончился он беспрецедентно.

«К концу процесса стало понятно, что присяжные склоняются к тому, чтобы вынести оправдательный вердикт, — рассказывает адвокат. — И тогда суд несколько дней не давал присяжным огласить вердикт. На саму коллегию стали давить, используя разнообраз­ные методы, вплоть до того, что облили краской одну из присяжных при выхо­де из дома, когда та собиралась идти на судебное заседание». Тем не менее присяжные остались непреклонны. И тогда сторона обвинения добились-таки развала коллегии, а дело направили на переъсмотр.

Новых присяжных, по-видимому, со­бирали уже искусственно и управляемо — по закону они избираются случайно при помощи специальной компьютер­ной программы. Большая часть колле­гии была сформирована из работников министерства образования Республики Мордовия. В конечном счете Юрий Шор- чев и обвиняемая вместе с ним группа лиц получили приговор. Апелляция в Верховном суде ни к чему не привела.

Нельзя сказать, насколько часто сто­рона обвинения оказывает подобное дав­ление на коллегию присяжных, — такая статистика, очевидно, просто не ведется, однако многие адвокаты, правозащит­ники и правоведы отмечают тотальную незащищенность «народных судей» от непроцессуальных форм воздействия на них со стороны участников процесса. И решение этой проблемы многие эксперты считают первостепенной. Неоднократно об этом высказывался и СПЧ. Выдвигают­ся и конкретные предложения.
«В первую очередь нужно закрыть все сведения о присяжных, чтобы стороны не злоупотребляли ими, пытаясь уже в процессе судопроизводства или после него изыскивать что-то о присяжных и затем добиться при помощи этой инфор­мации отмены вынесенного приговора, — считает Сергей Насонов. — Стоит также подумать о том, чтобы ввести институт изоляции присяжных на период, который предшествует вынесению вердикта, чтобы снять гипотетический риск воздействия и угроз. Например, на это время их можно было бы перемещать в гостиницу».

Некоторые специалисты предлагают перенять практику, существующую в некоторых европейских странах, когда участвующим в громких процессах при­сяжным выделяется охрана, а их имена и адреса известны лишь ограниченному кругу лиц. Однако помимо проблемы регулярно­го давления на присяжных в процессе судопроизводства есть и другая, не менее существенная, — формирование колле­гии. Так, в 2017 году Приморский крае­вой суд четыре раза безуспешно пытался собрать всех присяжных—осуществить это удалось лишь с шестой попытки. С одной стороны, такие сложности с явкой объясняются тем, что в стране почти не ведется правильная агитационная рабо­та. У нас так и не сформировался культ присяжного, далеко не все понимают важность и значимость этой граждан­ской обязанности.

С другой стороны, в реформирова­нии нуждается сама процедура формирования коллегии. По словам Сергея Насонова, российская система вызова присяжных заседателей вообще не пред­полагает какого-либо согласования с самим кандидатом. Человек, как из во­енкомата, получает повестку, в которой указана дата явки в суд — и точка. «В этом смысле мы могли бы перенять доре­волюционную практику: в Российской империи с кандидатами в присяжные суды заранее согласовывали удобное для них время, — предлагает правовед. — Они могли выбрать удобную для них сессию — зимнюю, весеннюю, летнюю или осеннюю, после чего уже подстраи­вали свои планы под грядущий судеб­ный процесс».
Иная практика, которую также пред­лагают перенять из дореволюцион­ной России, касается «царицы доказа­тельств». До 1917 года, если обвиняемый не подтверждал своих показаний, дан­ных на предварительном расследовании, они не исследовались в суде присяжных вовсе. Таким образом сразу решалась проблема незаконных способов понуж­дения к даче показаний. То же касается и круга оснований для отмены оправда­тельных приговоров вышестоящими судами. До революции он был очерчен предельно жестко и не толковался так широко, как сегодня.

Наконец, считает Николай Ковалев, стоит ввести обязательность единоглас­ного вердикта присяжных, чтобы избе­жать рисков, связанных с сокращением количества участников коллегии, и за­ставить прокуратору лишний раз поду­мать, прежде чем выдвигать обвинение: «Например, сейчас решение о виновно­сти подсудимого в районном суде может быть принято четырьмя голосами. На мой взгляд, этого недостаточно. Реше­ние должно быть принципиально общим. Если же коллегия не может достигнуть консенсуса, то она должна быть распу­щена и сформирована вторая. Если же и эта коллегия не приняла единодушного решения, прокурор должен отказаться от обвинения, а дело прекращается. Такой принцип, например, успешно работает сегодня в США и Канаде».

Перспективы

Дальнейшая гуманизация российской судебной системы напрямую зависит от того, будет ли и дальше расширять­ся юрисдикция коллегии присяжных. Такова консолидированная позиция всего экспертного сообщества. И здесь в первую очередь необходимо преодолеть пустые страхи перед «народным судом», который якобы «непрофессионален» и, дескать, формируется из «люмпенов», ко­торые тут же начинают испытывать «ир­рациональную эмпатию» к подсудимому и что ими легко могут манипулировать умудренные участники судопроизвод­ства. Спокойный анализ деятельности суда присяжных последних лет показыва­ет, насколько несостоятельны оказались эти опасения, — впрочем, и пятидесяти­летняя история суда присяжных в доре­волюционной России продемонстриро­вала это говорящим о «темноте народа» имперским юристам.

Конечно, вместе с расширением ком­петенции присяжных заседателей нужно активно развивать и различные способы досудебного урегулирования, избавля­ясь при этом от сегодняшних пагубных практик в ускоренном судопроизводстве. Только так возможно предоставить «на­родному суду» больший маневр и дать ему возможность заниматься действи­тельно сложными делами. Поучителен в этом смысле американский опыт, кото­рый нередко пытаются поставить в при­мер российской судебной системе.
Как отмечает в одной из статей Анна Арутюнян, доцент кафедры уголовного процесса, правосудия и прокурорского надзора юридического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова, многие, срав­нивая американскую судебную систему с российской, говорят, что и у нас необхо­димо гарантировать каждому граждани­ну возможность рассмотрения его дела в суде присяжных. В конституции США такое право действительно появляется в том случае, если за преступление пред­усмотрено наказание от шести месяцев лишения свободы. Однако на практике к обычному порядку судопроизводства в Америке прибегают лишь в двух про­центах случаев. Большая же часть дел заканчивается досудебной сделкой о признании вины. И если бы не эта прак­тика, вряд ли система правосудия су­мела бы обеспечить каждому реализа­цию его конституционного права на суд присяжных.

Именно поэтому дальнейшее рас­ширение юрисдикции суда присяжных должно быть медленным и поэтапным, а передачу дел выборным коллегиям надо определенным образом «отфильтровы­вать». Это иллюзия, что суды присяжных смогут рассматривать все дела. Впрочем, как и то, что «народному суду» по силам выправить и все недостатки российского правосудия. Тем не менее сейчас остает­ся только радоваться тому, что пока суд присяжных во многих странах Европы все больше тесним и нередко претерпе­вает болезненные мутации (потому что дорого, долго и муторно), в России все же пытаются вновь реанимировать этот институт, а через него — хотя бы часть судебной системы. ■

По материалам  из Эксперт Ру  Как присяжные возвращают суду интригу ТИХОН СЫСОЕВ.